Отправлено: 22.10.08 11:00. Заголовок: Антонио Торелли. Воспоминания, флешбэки.

 Отправлено: 22.10.08 11:02. Заголовок: 12 июля 1834 года, в..

12 июля 1834 года, вечер

Девочка сидела на белой скамейке этого летнего островка счастья и покоя, весело болтала в воздухе ногами и улыбалась.
- Так как тебя зовут? – уже в третий раз спросил Антонио.
- Какой ты скучный! – она звонко рассмеялась. – Я же уже сказала: это секрет, понимаешь?
Маленький маркиз стоял на нижней ступеньке летней беседки и снизу вверх смотрел на незнакомку. Нет, он точно не видел ее сегодня среди гостей. Хрупкая фигурка, открытый взгляд оливковых глаз и длинные каштановые волосы, одна часть которых была заплетена в тугую косу, другая же в беспорядке разметалась по плечу.
- Я люблю, когда ты играешь, веришь? – ее взгляд указал на футляр со скрипкой, лежащий на другой скамейке. – Умеешь заплетать косички? – не давая мальчику ответить, задала новый вопрос она и подняла руку, в ладони которой была зажата атласная лента.
- Ни разу не пробовал… - растерянно пролепетал Антонио, с трудом справляясь с удивлением, вызванным словами незнакомки.
- Никогда не поздно учиться! – весело отозвалась малышка и опять рассмеялась. – Чего же ты стоишь? Я не кусаюсь, иди сюда, - несмотря на юный возраст, голос ее звучал властно и уверенно, будто она точно знала - стоящий перед ней мальчишка не осмелится ослушаться.
Антонио медленно приблизился к скамейке и сел рядом, малышка ловко разделила волосы на пять примерно одинаковых прядок. Но, взглянув в лицо маркизу, проговорила что-то очень похожее на «нет, для тебя это будет сложно», и из пяти прядей сделала три. Потом она что-то пыталась объяснить, показывала, как нужно заплетать волосы, чтобы получилась косичка. Ее волосы на ощупь оказались мягкими, еще приятнее, чем выглядели со стороны. От них почему-то пахло яблоками, морем и шелком. Как пахнет шелк? Антонио ни тогда, ни сейчас не ответил бы на этот вопрос, но именно так и никак иначе.
- Когда ты не грустишь, у тебя получается намного лучше, веришь? – спросила девочка, пока маркиз возился с ее волосами. – Обещай, что однажды ты назовешь моим именем одно из своих… чудес… - последнее слово прозвучало тихо-тихо, оно больше угадывалось, чем слышалось. – Обещаешь?
- Глупая! Ты ведь так и не сказала, как тебя зовут, - Антонио был рад, ведь теперь девочке придется назвать свое имя, а он добьется желаемого.
- Глупая! – она вскочила на ноги, да так резво, что он от неожиданности выпустил из рук недоплетенную косу. – Ах, значит так, да? – казалось, хотела сказать что-то еще, но только сердито передернула плечиками и бегом бросилась к открытым дверям танцевальной залы. Только сейчас Антонио услышал музыку, доносившуюся оттуда.

Маленький маркиз открыл глаза, в правой руке он сжимал смычок, а на соседней скамейке лежал открытый футляр со скрипкой. Оставив любимый инструмент в беседке, Антонио до конца вечера будет пытаться найти странную девочку среди гостей, собравшихся на празднование дня рождения его отца. Но не увидит ее, и больше никогда, наверное, не встретит, как не увидел зеленую атласную ленту, лежащую под белой скамейкой в этом летнем островке счастья и покоя.

 Отправлено: 17.11.08 00:01. Заголовок: 13, 15 марта 1835 го..

13, 15 марта 1835 года

Антонио сидел на краешке ее кровати с закрытыми глазами. Не шевелился и старался дышать как можно тише, чтобы не потревожить чуткий сон. А глаза закрыл, чтобы не видеть осунувшегося бледного лица, почти теряющегося среди вороха подушек. Делия сгорала, словно церковная свечка, когда понимаешь, что быть по-другому не может, но от этого ничуть не легче. Лекарства все меньше помогали ей справляться с болью. Еще с неделю назад у маркизы начались сильные судороги, Антонио был свидетелем одного из приступов и в тот день долго не мог заснуть: перед взором снова и снова представало неестественно дергающееся тело матери. А два дня назад Антонио застал отца за беседой с их семейным врачом, синьор Пьета тогда бросил на мальчика быстрый взгляд, будто полный жалости и сострадания, и замолчал. Поведение всегда приветливого и доброго доктора Пьета настораживало и даже обижало.

Сегодня Антонио мечтал о чуде, о настоящем чуде: вот проснется его любимая мамочка, и перестанет болеть, станет как прежде… веселой, красивой, счастливой…
- Антонио, мальчик мой… - тихий голос заставил маленького маркиза вздрогнуть и открыть глаза.
- Мама, - прошептал он и, наклонившись, поцеловал тыльную сторону ладони.
- Что же ты тут сидишь? - Делия говорила очень тихо, наверное, ей не хватало сил. – Такой прекрасный день, посмотри, - и она сама взглянула на окно, за которым светило яркое солнце.
- Я хочу быть с тобой, но ты ведь не пойдешь в сад, - Антонио гладил ее пальчики и все так же надеялся на чудо. – Скажи, где у тебя болит, я… я положу туда руку и заберу боль, правда.
- Ангел мой, так не бывает, - тихо отозвалась маркиза.
- Бывает! – горячо возразил мальчик. – Скажи, ты умрешь? – наконец-то он решился вслух произнести то, что так сильно беспокоило его в последнее время.
Женщина ничего не ответила, только слабо улыбнулась и провела рукой по щеке сына, убирая прядь волос.
- Нет, скажи! Ты умрешь? – упрямо повторил мальчик свой вопрос.
- Да, конечно, как и все люди.
- Это все из-за меня, да? Из-за того, что я делаю всякие глупости? Таскаю шоколадные конфеты, хотя синьор Пьета сказал, что нельзя их много есть, и мало занимаюсь музыкой, и еще в кабинете отца переложил письма и бумаги в другой ящик, чтобы он нашел мой рисунок, а еще я в саду рвал цветы и листья с куста жасмина. Из-за меня, да?
- Нет, мой хороший, не потому. Ведь ты мой ангел, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, ты ни в чем не виноват... не думай подобного никогда, - женщина тяжело перевела дух и закрыла глаза. Антонио еще какое-то время побыл рядом с ней, а потом, еще раз поцеловав руку матери, на цыпочках вышел из комнаты. Он и так чересчур утомил ее сегодня. Уже сбегая по лестнице на первый этаж, маленький маркиз громко крикнет всего три слова, которые не услышит Господь на небесах.

Он сидел на краешке ее кровати с закрытыми глазами. Боялся нарушить звенящую тишину. Сегодня Антонио не надеялся на чудо… Закрыл глаза, чтобы не видеть пустой постели с ворохом мягких подушек. Они только что вернулись домой, и маленький маркиз, не переодеваясь, поднялся в комнату матери, туда, где она умирала. Утром он видел ее в последний раз. Нет, даже сейчас Антонио не мог поверить, что в последний. В полутьме комнаты, куда не попадал дневной свет из-за плотно задернутых портьер, на краю кровати сидел десятилетний мальчик, облаченный во все черное, и тихо плакал, сжимая в руках край одеяла.